«Человек действия, ломающий стереотипы»: Марина Зудина о феномене Олега Табакова

Марина Зудина вспоминает, как еще в восьмом классе ее жизнь изменилась после прочтения интервью Олега Табакова в журнале «Советский экран». В том материале он рассказывал о своей студии, располагавшейся во Дворце пионеров на Стопани. Именно тогда в ее сознании произошел «переворот», и она отправилась в этот Дворец пионеров. Хотя сам Табаков уже не преподавал там, набирая курс в ГИТИС, Марина все равно поступила в театральную студию к Екатерине Павловне Перельман, которая всегда с восхищением отзывалась об Олеге Павловиче.

Несмотря на отсутствие необходимых документов и уже прошедший конкурс, Марина решилась поступать в ГИТИС к Табакову. К тому моменту собралось около тридцати школьников без аттестатов, мечтающих учиться именно у него. Тем не менее, все они стремились быть прослушанными.

В тот период Марина сочинила искреннюю молитву: «Господи, дай мне, пожалуйста, этот шанс!» Это был крик души, который никто, кроме нее, не слышал. Она даже попросила о знаке, подтверждающем, что ее молитва услышана. По дороге от «Пушкинской» до улицы Щусева, где она молилась в троллейбусе, ей попался счастливый билет, а на обратном пути — еще один. «Вот он, знак!» — подумала она тогда, хотя все это казалось сном. В то время ей часто снились невероятно реальные сны, после которых она просыпалась с ощущением потери, почти до слез.

– Вас прослушивал сам Олег Павлович?

– Меня прослушивали Авангард Николаевич Леонтьев, Олег Павлович и преподаватель по речи Сюзанна Павловна Серова, в которую Олег Палыч был влюблен во время учебы в Школе-студии МХАТ. Позднее у нас с ней сложились очень теплые отношения. Мы ждали в коридоре, затем вышел Табаков и спросил: «Ну, кто еще?» Нас пригласили в одну из комнат, где и началось прослушивание.

Помню, когда до меня дошла очередь, я сама себе подпевала, поскольку не было аккомпаниатора. Я читала отрывок из «Трех сестер» и басню Маршака «Разборчивая невеста». Всех, кто не был отсеян на этом этапе, сразу отправили на конкурс, где мы уже читали перед основной комиссией. На собеседовании мне поставили «5» за мастерство, после чего оставалось сдать всего один экзамен.

– Наверняка вам уже задавали этот вопрос. Вы читаете монолог Ирины из «Трех сестер», басню, а на вас смотрят Авангард Леонтьев, Олег Павлович. Подсказала ли интуиция, что вы и Табаков будете вместе?

– Мыслей о будущем совместном пути не возникало. Я лишь осознавала, что все, что он хотел реализовать со своей студией, это именно то, о чем я всегда мечтала. И я понимала, что это мой последний шанс. Поэтому энергия, исходившая от меня на прослушивании и конкурсе, была просто невероятной. А Олег Павлович относился к тем педагогам, которые отбирали учеников именно по такому энергетическому импульсу. Поэтому к нему поступали и Дуся Германова, и Евгений Миронов, приехавший из Саратова и стоявший у служебного входа «Современника», и Александр Мохов, и многие другие. Он часто принимал тех, кто в традиционной ситуации мог бы и не поступить. Он действовал вопреки общепринятым нормам, руководствуясь только собственным чувством, поэтому мы все смотрели на него влюбленными глазами, как на Учителя с большой буквы, к которому почему-то было абсолютное доверие.

– Было ли это абсолютное доверие оправданно? Что удивило вас и весь ваш курс в Учителе?

– Он никогда не обманывал это доверие. С ним можно было спорить, не соглашаться, но он, во-первых, позволял нам иметь собственную точку зрения, а во-вторых, в принципе любил людей. Он видел в них главное. В нем были целеустремленность, азарт, вкус к жизни во всех ее проявлениях, чувство юмора — но это все общие слова. А он был примером человека поступка, который ломает шаблоны. Уже то, что после прослушивания молодых людей без документов он отправил на конкурс, было поступком — ни в одном театральном училище такого быть не могло. Он сам устанавливал правила, во многом опережая время, в котором жил. То есть он раздвигал границы твоих возможностей и границы вообще.

– Как он расширил профессиональные горизонты Марины Зудиной?

– Я всегда считала себя лирической, романтической, пусть не совсем, но все-таки «голубой» героиней. А он в какой-то момент понял, что я могу играть характерные роли. И в этом, собственно, и состояло мое развитие. Моя театральная карьера стала развиваться, а не закончилась на моменте переходного возраста, когда перестаешь играть таких «голубых» героинь, а дальше… может наступить тишина. А кинокарьера вообще началась без его участия.

Он, например, говорил: «В тебе очень много земного», имея в виду, что при моей субтильности, мечтательности во мне тем не менее много жизненной силы, чувств. Что я твердо стою на ногах в том, что касается моих близких, моих принципов, защиты интересов людей, которые рядом. Я становлюсь таким… не знаю, бульдозером, что ли. В этом мы тоже, наверное, с ним похожи. Просто это нетипично для меня в профессии, я лишена типичных актерских качеств, проявлений. Жизнь во всем объеме для меня, как и для него, значила очень много. Если бы я была только актрисой, мы бы не были так долго вместе.

– И все-таки, как же произошло преображение отношений из плоскости «учитель-ученик» в глубокие личные чувства, приведшие к браку и детям?

– Я вообще об этом тогда не думала. Ну как? Вокруг ведь полно ровесников — а я всегда была влюбчивая. Не знаю, может, это что-то кармическое. Короче, после первого курса я поехала отдыхать. Лежала на пляже: жарко, и солнце такое яркое, что круги темные перед глазами. И у меня вдруг возникло осознание: «У нас будет роман». Ну и все.

– Не испугали ли вас эти мысли?

– Нет, просто подумала: «Как-то странно, к чему бы это?» Потом вообще отбросила эти мысли, но влюбленность в него была. Причем у всех. А потом, когда вернулась в Москву, это снова пришло — как озарение. Тогда подумала: «Как Татьяна, признаюсь в любви» — был такой порыв. И, видимо, все обоюдно как-то так совпало. Но я, честно, о браке вообще не думала.

– В то время Марина снималась в главной роли в фильме «Валентин и Валентина». Помешал ли этот роман кинокарьере?

– Да, я уже была влюблена и играла абсолютно про себя. Сейчас думаю, что, если бы я тогда больше голову включала, нашла бы больше каких-то поворотов, что-то сделала бы интереснее. Но чувства меня захлестывали! Поэтому в картине виден перебор и в чувствах, и с точки зрения профессии. Кстати, мне Олег Павлович потом рассказывал, что Татьяна Васильевна Доронина, с которой я встретилась в фильме, очень хорошо обо мне говорила. А уж она была строга…

– Вопрос о том, смущала ли вас ситуация с женатым Табаковым, вызывает у вас глубокие размышления?

– Не то чтобы не смущало… Но есть какие-то вещи, когда ты перестаешь владеть собой. Уже спустя 10 лет наших отношений я даже думала: «Хорошо бы мне влюбиться так сильно, чтобы перебить чувства к нему и наконец нормально начать жить». Какое-то терпение у меня было, и не то чтобы терпение, а в тот момент, видимо, не было у меня потребности создать семью — оно очень поздно пришло. Но когда оно стало приходить… К тому времени и в жизни Олега Павловича что-то стало меняться, какая-то бытовая причина появилась, но мы это никогда не обсуждали. И никогда я не обсуждала с ним тот момент, когда он решил расстаться с женой. Но вот вдруг вся ситуация как-то покатилась, покатилась…

– Есть прекрасные фильмы на эту тему — «Зимняя вишня», например: там женщина и мужчина влюбляются, начинается роман «снос башки». А потом приходит реальность: от тебя он уходит в другой дом, к другой женщине.

– Все-таки нас во многом связывала работа, общее дело — мы театр строили. И я уже стала понимать, что да, мне хочется иметь что-то более стабильное, но опять же, с Олегом Павловичем это не обсуждалось. Он всегда говорил мне: «Устраивай свою жизнь», и я всегда знала, что если бы в кого-то сильно влюбилась, он бы ко мне продолжал так же хорошо относиться, и ни на чем бы это не отражалось — на сто процентов.

– Значит ли это, что вы рассматривали возможность создания семьи с другим человеком?

– Я же не думала создавать с ним семью, особенно когда у нас начался роман. Для меня это была невероятная разница в возрасте — 30 лет. Такое сейчас сплошь и рядом — 40 лет, но в то время это не было так распространено. Еще Советский Союз был, еще парткомы повсюду работали.

– Как на все это реагировала ваша мать?

– Моя мама никогда не вмешивалась в мою личную жизнь. В 27 лет сказала ей, что Олег Павлович уходит из семьи и еще что-то про возраст. Мама отреагировала так: «Но ты сама не такая уж и молодая». Если бы родители акцентировали тему моей личной жизни, то могли что-то разрушить. Думаю, что это судьба.

– Все прописано на небесах. Но роман — это роман, учитель — это учитель, а Олег Палыч еще и ваш партнер, что означало только одно — на сцене рядом с ним мало кого видно.

– По ее словам, с этим фактом все давно смирились. Он выходил на сцену и выносил с собой нечто такое, что вызывало восхищение. Я помню его сольный номер, где он в «Амадее» просто разваливался в кресле. Вокруг могли порхать Ветерки (персонажи пьесы), которые постоянно менялись, а он просто валялся. И вот это валяние и его дуракаваляние такую энергию посылало в зал, что весь его и накрывало. Вот как это объяснить?

Марина также отмечает, что Табаков был очень ироничным и жизнерадостным человеком, и они совпали в этом юморе. Еще, наверное, совпали в том, что никогда не обсуждали коллег, чему мои дети свидетели: у нас в доме никогда не было кулуарных разговоров. Если и был какой-то негатив, могли перекинуться лишь парой слов. У меня порой было ощущение, что мы мыслим одинаково. Да, я могла спорить, но в глобальных оценках у нас не было разногласий, и в принятии важных решений его всегда поддерживала. Потом, я не умею манипулировать людьми, это мне несвойственно. Тут мы тоже совпали, к тому же им невозможно было манипулировать, да и сам он этим никогда не занимался.

– Был ли он столь же легок в быту, как на сцене? Ведь бывает легкость на сцене, а в быту — тяжесть-тяжесть.

– С ним было радостно. Единственное, если какие-то проблемы возникали, он тогда замыкался, потому что был не из тех людей, которые делятся, жалуются.

– Не тяжело ли было ему нести бремя проблем в одиночку?

– Мне самой хотелось, чтобы он поделился, рассказал, но он внутри себя все проживал. Я видела, что какие-то вещи вызывают у него негативные эмоции, но он переживал и… шел дальше — это его характер. В последние годы жизни он как-то однажды сказал мне: «Все равно каждый человек одинок». Я подумала: «Ну как же одинок, если мы вместе?» А потом поняла, что есть вещи, которыми мы никогда не поделимся даже с самым близким человеком, которые каждый сам проживает, и никто ему это прожить не поможет. Наверное, я это осознала, когда он ушел из жизни. Поняла, что должна сама пройти какой-то путь. Точно так же, как и мои дети.

Мне сейчас очень не хватает людей рядом, в окружении, которые обладали бы теми качествами, которые были в нем. Какой-то жизнерадостности, энергии, способности не закапываться в проблемы, решать их и двигаться дальше. Сейчас я прихожу в один его театр, в другой, и все вспоминают, как он одной улыбкой мог поддержать. Это вообще великое поколение — шестидесятники.

– Как вас приняли в окружении Табакова?

– У нас были хорошие отношения. Я никогда не доминировала. Олег Палыч был центром, и, когда мы с кем-то встречались, мне комфортно было так: он, как солнышко, освещал все, а я — рядом. У меня никогда не было безумных женских амбиций, были актерские, но в разумных пределах. То есть для меня ощущение любви, заботы, дети имели огромное значение. И если бы стоял выбор, я бы выбрала просто быть женой, любящей женщиной, матерью, чем стать в профессии первой и играть каждый день большие роли.

Зудина подчеркивает, что никогда не была содержанкой, работая и обеспечивая родителей с 19 лет. Однако, рядом с Табаковым она всегда чувствовала себя защищенной и окруженной заботой.