Российская киноиндустрия оказалась в состоянии тревоги после новостей о готовящемся законопроекте, касающемся нравственных ценностей в кино. Эта информация распространилась во время кинофестиваля «Окно в Европу» в Выборге, где собрались деятели кинематографа разных поколений. Хотя конкретные детали закона оставались неясными, его потенциальное влияние вызвало беспокойство. Особенно потрясло известие о том, что под действие нового регулирования могут попасть даже старые фильмы, подлежащие проверке по новым, еще не определенным критериям.
Возникает вопрос об уважении к авторским правам, ведь каждая кинолента является своего рода историческим документом, порой бесценным. Фильмы таких мастеров, как Марлен Хуциев, позволяют современному зрителю понять, как жили, одевались, мечтали и чем дышали люди минувших эпох.
Именно в период фестиваля активно обсуждалась возможность запрета фильмов Алексея Балабанова, якобы не соответствующих «традиционным ценностям». В связи с этим в публичном поле появилось имя депутата Елены Драпеко, которую многие поспешно назвали инициатором данного законопроекта. Однако позднее Драпеко опровергла эти слухи, пояснив, что лишь предложила повысить возрастной ценз для фильма «Груз 200».
Примечательно, что за несколько дней до этого Елена Драпеко сама представляла в Выборге один из знаковых фильмов со своим участием — «…А зори здесь тихие» Станислава Ростоцкого. Она выражала глубокую благодарность режиссеру и назвала его фильм «Доживем до понедельника» лучшей картиной о школе. Однако даже такие признанные шедевры, как «Доживем до понедельника», сегодня могут быть подвергнуты критике со стороны поборников строгих моральных норм. Искусство не может быть стерильным; оно всегда основано на конфликте и часто призвано нарушать чье-либо спокойствие.
Елена Драпеко поделилась воспоминаниями о Станиславе Ростоцком, который в неполные 18 лет добровольцем ушел на фронт, вернулся без ноги и с пробитым легким, скрывая свою инвалидность. «Он никогда не хвастался фронтовыми подвигами. Мы узнавали от его друзей, что из последнего боя его вытащила санитарка, несла несколько километров до медпункта и спасла ему жизнь. После войны Ростоцкий ее нашел, и она увидела его фильмы. Ей он посвятил «…А зори здесь тихие», — рассказала Драпеко. — Я была студенткой второго курса театрального института, когда начала у него сниматься. Исполнителю роли старшины Васкова Андрею Мартынову было 24 года. Ростоцкому было важно, чтобы все мы стали его единомышленниками».
Его картины выдержали проверку временем. Так, «…А зори здесь тихие» с вставками из мирной жизни главных героинь, снятыми в цвете, сегодня воспринимаются как новаторское кино.
Драпеко вспоминала о спектакле Юрия Любимова в Театре на Таганке: «Это был потрясающий спектакль. Ростоцкий запретил нам его смотреть, пока мы не закончим съемки. Это были два разных взгляда на войну. У Любимова на сцене маленькие, хрупкие девочки попали в страшный молох войны. Спасения не было. Они были жертвами войны. Ростоцкий снимал другую историю по тому же сюжету о том, как рождаются герои. Не приспособленные к войне девушки попадают на фронт. Старшина Васков — не сверхчеловек, обученный убивать, а простой русский крестьянин. И нет ничего, кроме тебя. Только твоя беззащитная грудь, твои руки и ноги. Это все, что есть у страны. Ты либо встанешь и заслонишь ее, либо враг пройдет. Вот об этом снимался фильм, о том, как в хрупком теле рождается неведомая сила».
Над фильмом работали фронтовики: Ростоцкий, оператор Шумский, художник Серебренников, гример Смирнов, костюмер Галкина. При этом актрису Ольгу Остроумову, исполнившую роль Женьки Комельковой, ориентировали на образ зарубежной звезды Греты Гарбо.
Саму Драпеко, по ее словам, превратили в деревенскую девушку. «В цветных кадрах я снималась без грима, даже тона на мне не было. У меня был удивительный цвет лица. Когда наступила война, оказалось, что эта румяная, сладенькая, гладенькая Лиза Бричкина выбивается из кадра. Меня чуть с роли не сняли. Чересчур хороша. Тогда гример Смирнов постриг меня тупыми ножницами, убрал брови, ложившиеся вороненым крылом, как говорила моя бабушка, нарисовали 200 веснушек. Их надо было каждый день восстанавливать на том же месте, где и вчера. Для этого сделали большую фотографию моего лица в веснушках. Когда художник-гример меня гримировал, то сравнивал с фотографией. Так из грима и пластики появлялись персонажи.
Я вообще-то была городской девочкой, жила в Царском Селе, училась в Мариинской гимназии, где, между прочим, Алексей Толстой учился. Я окончила музыкальную школу по классу скрипки. В детстве увлекалась поэзией, занималась в литобъединении, которым руководила Татьяна Григорьевна Гнедич, вдова великого Гнедича, переводчица Байрона. То есть я выросла в интеллигентской среде. И надо было из меня сделать Лизу Бричкину».
Драпеко вспоминала свое послевоенное поколение: «Мы играли в войну в разрушенных казармах, воронках из-под бомб. Мальчишки пехотными гранатами рыбу глушили. Ребята из моей школы нашли мину. Ее вымыло из-под моста весной. Как все мальчишки на свете, они стали ее ковырять, чтобы понять, как она устроена. Помню, как плакали на кладбище их мамы. Там есть братская могила моих одноклассников. Так что нам не надо было ничего придумывать. Война была еще вокруг. И если нам удалось рассказать в фильме, как она рушит и строит человека, то мы не зря прожили свою жизнь».
В прошлом году отмечалось 100-летие со дня рождения Станислава Ростоцкого. Однако теперь его фильмы, не исключено, могут быть подвергнуты ревизии без каких-либо колебаний. Наверняка найдутся «специалисты» для этой задачи. Остается только вспоминать истории, подобные той, как снималась сцена тонущей в болоте Лизы Бричкиной. Тогда директор картины отправил водителя за двумя ящиками водки для растирания актрисы — поступок, который сегодня, возможно, покажется сомнительным с точки зрения поборников нравственности.
«Болото только сверху растаяло, а на 20 см ниже был жидкий лед. Заложили динамит в болото и взорвали. В воронку стеклась дрыгва, как называют грязь на севере. В нее я должна была погрузиться и утонуть. Думаете, это просто? Дрыгва медленно засасывает, а у нас меньше минуты экранного времени. Ростоцкий кричал: «Быстрее тони». А у меня на ногах сапоги 41-го размера, которые всплыли на поверхность. «Стоп!» — закричал Ростоцкий.
Перед каждым дублем меня отмывали. Делаем второй дубль, и тут вбегает костюмерша Валя Галкина и кричит: «Стойте! Сапоги утопите, а я материально ответственная». Она привязала мне сапоги веревками. Я старалась очень, но Ростоцкий сказал, что делаем третий дубль. К тому времени я протоптала сапожищами под собой яму. Там болота многослойные. То, что кажется дном, просто плотный слой. В любой момент можно провалиться. У меня к третьему дублю только макушка была видна, и он оказался самым удачным. Я так заигралась, что забыла рот закрыть. В кадре вы увидите, как его грязью заливает. Ростоцкий закричал «Ура!». Водка пошла в дело. Мне тоже полстакана дали. Горячей водой отмыли, завернули в шинель, погрузили в директорскую «Волгу» и отправили в Петрозаводск, как героиню. Я полстакана приняла. Мне хорошо, тепло. Пришла в номер, включила воду, чтобы помыться. Ванна набралась. Я туда плюх, а вода-то холодная. Но не заболела. Ни насморка, ни чиха не было. Как на фронте, где, говорят, не бывает простуды.
Именно тогда, по словам Драпеко, началась ее политическая карьера. Ее пригласили выступить на пленуме творческих союзов в Доме кино. «29 октября, в день моего рождения, мы так напраздновались в Доме кино, что когда меня там нашли вечером за столом и сказали: «Лена, ты завтра утром на пленуме выступаешь вместо заболевшего Жени Герасимова», я ничего понять не могла. Утром пробудилась, умылась, пошла на пленум. Вышла на сцену, посмотрела на зал и президиум, где сидел Шауро из ЦК КПСС, и сказала: «Где профсоюз, который должен нас защищать? Почему погиб Урбанский на съемках фильма «Директор»? Почему у нас нет охраны труда?» Честно говоря, думала, что меня закопают на семь метров в землю после такого выступления. Кончилось тем, что меня вызвали за кулисы и сказали: «Будешь выступать на XXVI съезде КПСС». Наши либеральные журналисты недавно нашли мое выступление, вывесили его в Интернете. Я могу под каждым словом подписаться».
Елена Драпеко выражает благодарность жителям Ленинграда за то, что они уже четверть века выбирают ее своим депутатом, и вспоминает, как она способствовала принятию 131 закона в Думе, в том числе о государственном русском языке, охране памятников и поддержке национального кинематографа.
«Чтобы рассуждать о свете, нужно подробно говорить о тьме»
Кинорежиссер и сценарист Алена Званцова, выпускница мастерской Аллы Суриковой на Высших курсах сценаристов и режиссеров, многократный лауреат фестиваля «Окно в Европу», поделилась своим мнением о новом законопроекте. Алена имеет значительный опыт, являясь автором сценариев к таким известным работам, как «Оттепель» Валерия Тодоровского и «Семейные тайны» Елены Цыплаковой, а также режиссером фильмов «Норвег», «Доктор Тырса», «Небесный суд», «Московские сумерки», «Ячейка общества». В рамках Выборгского фестиваля она проводила мастер-класс по сценарному мастерству «Особенности драматургии семейных отношений».
«Общечеловеческие ценности (плюс-минус) всегда остаются одними и теми же, — считает Алена Званцова. — Что не запрещено законодательством, то является предметом исследования литературы и искусства. Я буду сожалеть, если под раздачу попадут прекрасные произведения киноискусства. Даже если что-то является тьмой, то для того, чтобы понять, что есть свет, надо говорить в том числе и о тьме. Мне кажется очень тревожной ситуация, если все будет только белое, в солнечных тонах, если прекрасные произведения не смогут дойти до зрителя. Вся драматургия строится на конфликте. Чтобы рассуждать о свете, нужно подробно говорить о тьме. Если о ней не говорить, то это будет конфликт хорошего с лучшим, то есть разговор ни о чем. Собственно, и воспитание человека зиждется на ошибках, столкновении с чем-то неправильным. Иначе не будет ни взросления личности, ни всего остального».
«Есть два запрета — контрреволюция и порнография»
Кинорежиссер и сценарист Лариса Садилова, выпускница ВГИКовской мастерской Сергея Герасимова и Тамары Макаровой, лауреат Каннского и Роттердамского кинофестивалей, а также многих других международных и российских киносмотров, известна по фильмам «С днем рождения!», «С любовью, Лиля», «Требуется няня», «Ничего личного», «Сынок», «Она», «Однажды в Трубчевске».
Мы обсудили с ней вопросы запретов, самоцензуры и страха деятелей кино сделать что-то не так и потерять своего зрителя.
— Когда мы поступили в мастерскую Герасимова, он нам сказал: «Есть два запрета — контрреволюция и порнография». Тогда всем было понятно, что это нельзя. Сейчас хотят ввести новый закон, который может затронуть все советское кинонаследие. Получается, что любой фильм смогут подогнать под шаблон, сказать, что он противоречит традиционным ценностям, которые кто-то на данный момент определил. Через пять лет какие-то пр…
